20 августа 1995 г.
Побудка состоялась по горным понятиям поздно, было уже пять часов утра. Весь «гробик» был забит перьями и пухом, взлетающим вверх и в стороны при малейшем движении. Оперативным расследованием было установлено, что Виктор, влезая вечером в палатку, зацепился локтем об острый выступ скалы и распорол свою пуховку. Он, проклиная роковую случайность, достает ремонтную коробочку и медицинскую аптечку. Из первой извлекает иголку с нитками, а из аптечки – лейкопластырь, которым схватывает края длинной дыры и тут же начинает пришивать кромку пластыря к рукаву. Игорь тем временем колдует с примусом. Вода для утреннего бульона была набрана еще с вечера в ямке во льду, а ночью котелок с ней находился в палатке, закутанный в свободные теплые вещи.
Вода закипела быстро. Когда в нее высыпали брикеты «курбуля» - так у туристов обычно называются кубики фирменного куриного бульона, примус неожиданно вспыхнул. Игорь со всеми предосторожностями бережно снял котелок и другой рукой поспешно откинул примус. Промелькнув маленькой ракетой, тот зашипел в снегу. Пламя было сбито, но одновременно потерялся ключ, регулирующий подачу топлива в горелку примуса. На его поиски в снегу ушло немало времени, а когда нашли пропажу, то оказалось, что ключ был в перчатке, которую Игорь скинул с руки и лежала она на виду у самого входа в палатку, вокруг которой снег был тщательно просеян на площадке радиусом до пяти метров. Поистине, критическая ситуация способствует выделению адреналина и резкому повышению работоспособности в человеческом организме, а если принять во внимание организм Игоря, то можно было только удивиться, что снег был расчищен не до порога Приюта Одиннадцати, до которого было метров двести… Бульон успел за время поисков ключа подернуться то ли пенкой, то ли льдом. В любом случае его пришлось по новой доводить до кипения. Наскоро перекусив, собрав и покидав вещи в палатку, ребята задернули молнию на входе, собрали один рюкзак на двоих и рванулись наверх, горестно вздыхая при взгляде на часы. На циферблате наручных часов было четко означено – семь часов десять минут. В такое время восхождение на Эльбрус начинают делать только разгильдяи. Это было уже даже очень не рано, дай бог, чтобы хватило дыхания и сил идти побыстрее!
Поднявшись до верхнего конца гребня скал, они сошли на относительно пологий лед и, не надевая кошек, потихоньку поднялись до скал Пастухова. Здесь на камнях лежала памятная стела, бывшая когда-то на Западной вершине Эльбруса. На ней - фамилии наших военных альпинистов, которые в феврале 1943 года сбросили с Эльбруса фашистский штандарт. Трудно понять, почему стела оказалась внизу, кому она мешала на вершине? Ведь это – память и история, которую никому уже не переделать. Рядом в лед вмерзли остатки брезентовой палатки, лохмотья которой в некоторых местах покрыты темными пятнами непонятного происхождения.
Подняться выше скал Пастухова восходителям удалось только на сотню метров, крутизна склона стала около двадцати пяти –тридцати градусов и подошвы ботинок предательски заскользили. Ледорубами парни вырубили лоханки во льду, сели в них и надели кошки, дыханием отогревая быстро остывающие пальцы рук. Несмотря на восходящее солнце, было еще довольно холодно. Одновременно они съели несколько долек кураги, запив их парой глотков теплого чая, заваренного еще при утренних сборах.
Выше на несколько сотен метров в рассветных сумерках на склоне видно людей, которые медленно идут гуськом и исчезают по одному за перегибом южного ребра восточной вершины Эльбруса. Они уже совсем недалеко от седловины. Еще двое еле-еле идут значительно ниже. Игорь с Виктором постепенно сокращают дистанцию и видят, что один из них роняет очки, которые с нарастающей скоростью скользят вниз, подпрыгивая на неровностях склона. Виктор в несколько прыжков пересекает линию падения и, боясь повредить очки, ложится, как вратарь на бок, принимая их на мягкую поверхность пуховки. Затем, поднявшись по склону, возвращает их владельцу, основательно упакованному в добротную фирменную амуницию и снаряжение. Судя по чертам лица – владелец очков - японец. Он лопочет по-своему что-то, похожее на благодарность. Виктор жестами показывает, что на дужки очков надо поставить хомутик из резинки или чего-нибудь там, показывает свои очки, кажется дошло… Одобрительно хлопает японца по плечу и уходит дальше, следом за Игорем. Переговариваясь и вспоминая переход по Гвандре от Теберды до Уллукама, предшествовавший выходу на Эльбрус, ребята удивляются – за три недели почти никого не видели на дороге, а тут встречи буквально на каждом шагу, из них больше половины – зарубежные гости. Темп подъема у Игоря и Виктора значительно выше чем у визитера из страны восходящего солнца, но и им далеко до Миши из Питера, вчерашнего знакомца, который выйдя на час позднее ставропольцев, догнал их и, перекинувшись несколькими словами, проскакал мимо как горный козел.
В это время второй человек на склоне, бывший чуть выше японца, поднялся со снега и заступил ребятам путь. Он представился сопровождающим японскую группу представителем от турфирмы – организатора восхождения на Эльбрус и, одновременно, имеющим какое-то отношение к контрольно-спасательной службе. Осведомившись о факте регистрации в Эльбрусском КСО (этого ребята не делали), предложил возвратиться обратно: - «В противном случае Ваше восхождение объявляется недействительным!»
Виктор в недоумении смотрит на Игоря, тот на него и тут Игоря осеняет: - «Пусть это будет противный случай!» Для пущей ясности Игорек демонстрирует известным жестом средний палец в грязной перчатке, в той самой, в которой утром оказался пропавший было ключ от примуса. Обойдя с двух сторон приторно-вежливого представителя, парни стали подниматься дальше, унося в душе неприятный осадок от этой встречи и разговора. Скоро уже и в туалете нельзя будет без разрешения пукнуть…
Между тем перегиб, за которым открывается седловина Эльбруса оказался рядом и тут началось… Дыхания нет, голова тяжелеет, ноги не слушаются, не хотят идти. Невольные остановки происходят через каждые пять - десять шагов, восстанавливается дыхание, при этом тела почти лежат на ледорубах. Если нагнуться как можно ниже к склону, прилив крови к голове облегчает состояние, но не надолго, всего на пару шагов. Игорь жалуется, что снег вокруг покраснел: - «Он же белым быть должен!» В течение получаса хода столько же тратится на перерывы. Грозные пики двурогой Ушбы, раньше возвышавшиеся над нами, стали сейчас вровень. С большим трудом достигается верхняя граница перегиба. Здесь у Виктора неожиданно ломается кошка на правой ноге. До седловины еще около двухсот метров. Он стягивает кошку с ноги и ковыляет к разрушенному остову домика на пологой седловине. Это бывший приют, который не выдержал порывов ураганного ветра. Около него, под скальным подножием Западной вершины – группа японцев. Они лежат и сидят где попало в различных позах, напоминая фрагменты поля после битвы, вошедшей в историю под названием Куликовской. Чуть дальше и выше них еще одна группа – англичане, среди них виден вчерашний «водохлеб - нон проблем!», пивший из замазученного и засранного ручейка - пока вроде живой и даже веселый! Интересно, какую пьют воду там, на туманном Альбионе?
Туристы присаживаются на полчасика возле домика на нагретый солнцем большой камень. Молча едят и пьют, мысленно хваля себя за два литра чая и воды во фляжках, от которых уже значительно убавилось. Затем достают аптечку и съедают по таблетке анальгина, после которого в голове становится легче. Игорь скушал даже вторую. Взамен сломанной стальной пластинки, стягивающей подошвенную и пяточную части кошки, Виктор ставит пять витков капронового шнурка, связывая каждый отдельно встречным узлом. Сделав несколько снимков, они в тринадцать ноль-ноль двинулись на Восточную вершину в направлении короткого, но крутого, до пятидесяти градусов снежного кулуара. На его верхнем перегибе остается рюкзак, который от самого приюта нес Игорь. В рюкзак прячутся пуховки и теплые штаны – солнце уже основательно пригрело. Путь продолжается дальше и выше. Сначала около сотни метров по крутому снежнику с наледью и редкими скалками в верхней части, затем еще двадцать – тридцать метров и стало видно, как прямо над головами, за близкую кромку скал, быстро проносятся облака. Игорь говорит, почти кричит: - «Мы на Эльбрусе!» Точно! На часах - четырнадцать ноль-ноль. В точке, где высота 5621 метр над уровнем моря, венцом воткнуты лом и несколько прутиков тальника, в центре - большая гильза – пенал из нержавеющей стали с резьбовым колпачком. В ней записка туристов - москвичей, которые были здесь сегодня, немного раньше. На вершину они поднимались с востока, где тянется длинный гребешок Ачкерьякольского лавового потока. Игорь мечется по широкому куполу вершины, переживает приступ эйфории. Виктор, сидя у тура на снегу, пишет записку. Шариковая ручка подмерзла и каждую букву приходится обводить по нескольку раз. Чуть позднее они вспоминают про фотоаппарат и начинают снимать друг друга возле тура и на фоне панорамы южных гор, где во всей своей красе над Приэльбрусьем парят Ушба, Донгуз-Орун, Уллу-Тау, Шхельда, Штавлер… Погода в это время стала портиться. Лучи солнца еще проскакивают сквозь облачность и клочья тумана, но сразу же нестерпимо похолодало. За десять минут парни сбежали к рюкзаку и еще раз перекусили около него. Затем в тумане, ориентируясь по своим же следам и маленьким турикам, на оледенелых осыпях, сложенных из камней еще при подъеме, они свалились прямо в середину группы японцев, возвращавшихся по набитой тропе с седловины. Миновав перегиб ребра восточной вершины и сбежав еще ниже, Игорь и Виктор остановились лишь перед скалами Пастухова, откуда уже был виден Приют Одиннадцати. Сняли кошки. У Виктора из пяти шнурков осталось два, остальные перетерлись. Игорь крутит головой и говорит, что никогда не думал, что ему будет так хреново и трудно идти. Похоже, что «горняшка» его чувствительно прихватила, плюс к этому влияние сернистых испарений, которых мы не чувствуем, но они на нас действуют. Все-таки Эльбрус – это еще не совсем умерший вулкан, как преподносится сие в ученых трудах и исследованиях.
А вот и «гробик». Время половина четвертого дня. Ребята сначала подошли к Мишиной палатке, он вернулся намного раньше и угощает горячим чаем. Затем долгожданный отдых, от которого испытывается огромное наслаждение, когда вытягиваешься во весь свой рост на спальном мешке.
Немного позднее принимается решение – ночевать здесь вторую ночь, возвращаться домой утром. Сготовили «курбуль», открыли баночку паштета, достали сало, воблу, плитку шоколада, печенье и все это умяли под пятьдесят капель за вершины и за людей, которые на эти вершины ходят. За себя самих, значит, хороших и красивых. Ей богу, сегодня это было честно заработано!
Сумерки накатились незаметно. Сразу же, как багровый диск солнца нырнул на западе за горизонт, стало холодно. Осторожно поворачиваясь в палатке, Виктор и Игорь перекочевали в спальники, но еще долго не могли заснуть; накопленные за день впечатления и эмоции просились наружу. Поговорили и за жизнь. Неожиданно для себя добровольные бродяги еще раз поняли, что горы позволяют быстро узнать человека, что он из себя представляет. Вот и они открылись перед друг другом в несколько ином свете. Были они немного взбалмошными, в чем-то несдержанными и резкими людьми, а это восхождение стало началом к товариществу и дружбе, к тому состоянию взаимоотношений, когда каждый готов понять другого и помочь ему…
21 августа 1995 г.


Шевеление в палатке началось в половине седьмого утра. Виктор ночью спал как сурок, а Игорь просыпался, так как над Баксаном в это время шел ливень с грозой, а палатку стало заносить снегом. На скалах, оттяжках палатки сияли огоньки размером с теннисный мяч – это были огни Святого Эльма – признак большой наэлектролизованности окружающего воздуха. Виктор попенял Игорю, что его не разбудил: – «Ведь я никогда такого не видел!», а тот выдохнул в ответ: - «Страшно было! Молнии так и шныряли вокруг палатки!»
После завтрака, они собрали вещи в рюкзаки и пошли вниз, вдоль гряды скал, сквозь низкую облачность и туман, старательно прощупывая ледорубами и обходя подозрительные места, занесенные свежевыпавшим снегом, вокруг белой целиной расстелился южный склон двуглавого великана. Кресла и крыши вагончиков канатно-кресельной дороги также накрыты снежными шапками. Эльбрус снисходительно терпел присутствие двух людей, за которыми протянулась цепочка следов. Спустя полтора часа они дошли до места, где два дня назад расстались с товарищами по команде. Здесь появилось солнце. Еще час занял спуск до Азау. За несколько шагов до покрытого асфальтом шоссе парни обнялись за плечи и наступили на автостраду одновременно. Игорь сказал: - «Когда я иду с горы, я чувствую себя альпинистом, а когда иду наверх, то каким-то домашним животным.» Каким именно – уточнять он не стал.
В половине третьего дня ребята ехали в тряском автобусе, курсировавшем по Баксанскому ущелью между Терсколом и Нальчиком, непрерывно утоляя голод и жажду тем, что успевали взять в магазинчиках, разбросанных возле остановок. В Нальчике состоялась пересадка на автобус, идущий из Владикавказа в Ставрополь. Около часа заняла стоянка в Минводах, где на блокпостах несущие службу милиционеры, не обращая ни на кого другого внимания, через весь автобус бежали к ним, мирно сидящим на заднем сидении и слегка захмелевшим от выпитой в пути водки, чтобы потом с разочарованием убедиться в том, что эти двое в налобных повязках, обросшие бородами и до черноты загоревшими лицами, не боевики генерала Дудаева, а простые туристы, которые еще вчера были на высшей точке Европейского континента.
В час утра 22 августа за окнами автобуса замелькали фонари на знакомых улицах. Ночной Ставрополь встретил прохладой. На автовокзале путешественники помогли друг другу одеть рюкзаки, обменялись рукопожатиями и, взглянув друг на друга, крепко обнялись. Затем каждый пошел к своему дому, еще не подозревая о том, какие им выпадут впереди маршруты и испытания. До памятной серебряной «шестерки» оставалось еще два года…

Ноябрь 1995 – ноябрь 2001гг
г. Ставрополь