Порывистый ветер сдул все ощущения радости от восхождения на первую в жизни «тройку А» Хотелось в палаточку. Но мы упорно искали тур с запиской и, как оказалось, тщетно. Я заглянула вниз, по ту сторону перевала. Стало немного дурновато от увиденного. Ведь это и есть определяющая «тройку А» сторона. Но все это будет завтра, а сейчас хотелось палатку и кружку чая. Мы прошли дальше от перевальной седловины в сторону горы Чат-Тау. Там высились скалы, закрывающие от спусковой стороны и от ветра. Для расчистки жизненного пространства в ход пустили каски и две снеговые лопаты. Во время работы все согрелись. И солнышко снова нам показалось. Когда холод ушел, мы стали дурачиться. Ляшов и Гайворонский вырезали из снега кирпичи. Виталик Федоренко из них построил туалет (недаром по профессии строитель). Я, Жижин и Огурец утрамбовывали площадку, танцуя канкан. Генка опять кочегарил. Каждый был при деле. Вот и поселились.
Пока готовили еду, шел разговор насчет восхождения на Чат-Тау, которое было запланировано на сегодня совместно с восхождением на пик Баумана. Обе вершины находились рядом. Чат-Тау справа, а пик Баумана слева от седловины перевала. Все желающие приглашались после обеда на прогулку по вершинам. Во время принятия пищи, по старой доброй традиции, испортилась погода. На сей раз осадки приняли вид снежной крупы. Все лучше, чем дождь. Мы сидели в теплой палатке, наяривали супчик совместно со спиртом. И чем дальше, тем меньше хотелось куда-то идти. Снаружи шумела стихия, внутри же царило великое умиротворение полных желудков. Ворсин предложил переждать погоду. По истечении часа ожидания он не выдержал и сказал, что настало время выходить.
Желающих оказалось немного - сам Ворсин, Ляшов и Федоренко. Остальные сослались на послеобеденный сон. Как только восходители ушли, погода установилась отличная. Осадки закончились, ветер утих, солнце показалось. Мы дремали, наверное, с полчасика. Потом повыползали на природу для осмотра окрестностей. Я забралась на ближайшую скалу. Оттуда вид открылся на розовый Эльбрус. Классно!!! А вокруг такая тишина, что вовек не снилась нам. Не знаю, сколько времени там провела. Наверное, долго. Где-то далеко-далеко зазвякал ледоруб о камни. Это, видимо, наши возвращаются. Я поспешила к лагерю. И на самом деле, восходители показались на горизонте. Мы сразу же забросали их вопросами. Оказывается, что до вершины дошел только Ляшов. Федоренко остановился где-то посередине и снимал на камеру окрестности. Генка и Игорь пошли выше. Сказалась послеобеденная снежная обстановка. Каменные плиты прикрывал снег. Но ступени делать было невозможно, т.к. снег проваливался по колено. На очередном сложном участке Генка остановился, чтобы подстраховать Ляшова. Но дальше так и не пошел, хотя до вершины оставалось совсем немного. Сказал, что хотел проверить реакцию публики на то, что командир парада не поднялся на вершину. На мой взгляд, мы прошли этот экзамен с положительной оценкой.
Время близилось к вечеру. А пик Баумана оставался все еще не покоренным. Коллективно было принято решение послать этот пик куда подальше. Не хотелось ковыряться в лавиноопасном снеге на огромной монолитной скальной плите. Поэтому мы посвятили вечер созерцанию окружающей природы и разговорам о ничтожности человека в пределах макрокосмоса. Закат в этот вечер перебил все мои воспоминания о подобных явлениях, видимых мной когда-либо. Небо разыгралось розовыми и темно-синими красками. Тихтенген нарядился в лиловые одежды, а безенгийский район утопал в фиолетовых облаках. Вот так горы поделали нам спокойной ночи. Как только стемнело, мы отправились спать, ибо завтра - великий день!
3 июля
Ранний подъем по всем правилам. Нам впервые повезло - ночью был мороз, и снег прихватило толстой коркой. Нельзя было медлить ни минуты, чтобы как можно дольше и дальше не проваливаться. Но самое главное - это неперегруженный лавиноопасным мокрым снегом крутой склон. Вот его нельзя упускать. Мы старались собираться максимально быстро. По мере готовности выходили.
С седловины сразу же начали спуск дюльфером. Я шла вторая, следом за Мастером. Он что-то снизу начал кричать, а я не могла никак понять, что именно. Когда же я стояла рядом с ним, и мы принимали Огурца, то я поняла, о чем Мастер кричал. Оказывается, при спуске мы кошками нарушаем корку наста. Он крошится и сыпется вниз, на нижестоящих. Бывает, что летят и большие куски полуснега-полульда. А это чертовски больно. Следующим спускался Ляшов. Решил показать высокий класс – спуск бегом. Мы, нижестоящие, покрылись синяками, ссадинами и ранами. А Жижман матерился так, что у меня уши в трубочку свернулись.
Кинули следующую веревку. По ней я пошла первая. Свернула чуть в сторону, чтобы уйти из зоны обстрела. Стою, принимаю народ. А самой жутковато - склон то ведь крутенький, а я одна. Если память мне не изменяет, то была еще одна веревка вниз. И недолгий привал. Недолгий потому, что солнце нас неумолимо догоняло. А нам позарез нужна была только тень. Дальше пошли ногами, лавируя между трещинами ледника. По сравнению с утренним морозом заметно потеплело. Наст начал проваливаться под мужиками. Я же еще держалась (как более легкая). Мастер от досады не смог сдержаться – обозвал меня мухой на потолке. Я, тем временем, с широко раскрытыми от страха глазами и с жутко напряженным организмом, выверяя каждый шаг, шла вниз между трещинами. Не хотелось повторения моего прошлогоднего полета с перевала Юсеньги. Спасибо кошкам Тани Федоровой, которые крепко и надежно сидели на мне и также крепко и надежно держали на склоне. Хоть в душе я и трусила, снаружи виду не подавала. Шла бодро, звеня железом. Заминка была только на узком ледяном перешейке. Нужно было сделать два-три шага вниз по льду, одновременно зарубаясь клювиком ледоруба. Я минуты три стояла и училась доверять своему ледорубу. Огурец все порывался мне дать руку. Но мой принцип мужского невмешательства не позволил принять помощь. Я все должна была делать сама. В итоге – немного страха, два шага вниз – и я сама для себя - герой дня. Дальше мы вышли на снег, сняли кошки и бегом на пяточках спустились вниз. ВСЁ! Определяющая часть спуска пройдена. УРА!!!
Привал устроили тут же, на двух огромных валунах, торчавших из-под снега. Все делились впечатлениями о первой «тройке А» в жизни. Только Мастер и Ворсин слегка улыбались, наблюдая наш щенячий восторг. Для них такие перевалы уже далеко не в новинку. Мы перекусили конфетками, сняли снаряжение и помчали дальше, уже по морене, вниз к реке. Минут через тридцать открылись взору шикарные полянки на берегу реки. Яркое солнце отражалось в ручье и росинках на траве. Благодать! Вот тут мы и пообедаем. Можно не спеша разобрать вещи, просушить снарягу, помыть в ручье ножки, развалиться, наконец, на травке и подставить морду солнышку.
Пошел дождь. Как всегда и как обычно, стоит только ложку ко рту поднести, начинает идти дождь. Мы уже не знали плакать или смеяться. Оперативно быстро собрали разбросанные на просушку вещи, также быстро запихнули остатки обеда в рот. И пошли дальше, а именно вниз по ущелью, к погранзаставе Башиль, к следующей заброске. Мы с Ляшовым накрылись полиэтиленом, взялись за руки и шли, распевая во все горло песню про лето. «Мы так хотим, чтобы лето не кончалось, чтоб оно за нами мчалось…» Несмотря на дождь, настроение было отличное и фееричное. Душа рвалась из груди от счастья. А счастье было непонятно от чего. Мы шли вдоль леса, по шикарным полянам – террасам с изумрудной травой и прозрачными чистыми ручьями, делящими полянки на островки. Дождь вскоре после выхода закончился. Все теперь сияло, как новый рубль.
У нас с Федоренко завязался спор, почему нам не везет с погодой и с обеденной погодой в частности. Я утверждала и уверена в этом утверждении до сих пор, что Виталик приносит сплошные несчастья. Проверено на личном опыте. В данном случае это выражается в дождливой погоде. Конечно, Федоренко не был со мной согласен. В итоге я махнула на него рукой, Ляшов только посмеялся над нашим спором. Мы продолжали мчать вниз, как на крыльях. Вдруг слышим: «Стоять!» По другому берегу реки за нами бежали два пограничника и размахивали автоматами. Генка достал документы, в том числе пограничный пропуск. Стал кричать через реку, что у нас все в порядке, и мы сейчас идем к ним на заставу. Бедные погранцы скорее всего нам поверили. Но, чтобы не получить пистоны у начальства за пропущенный народ без проверки документов, они продолжали бежать за нами по другому берегу. Причем именно бежать, хотя мы были нагружены поболе, чем робятки. Вскоре мы дошли до зоны леса и скрылись от глаз пограничников в густой чащобе.
По нашей стороне шла отлично набитая тропа. Видимо это ущелье пользуется популярностью у туристов. Тем более, что оно очень живописное. На моей памяти это самое красивое ущелье. Оно представляло собой скальные монолиты с небольшим слоем почвы, на которой каким-то образом умудрился вырасти лес. Река зажата этими самыми скалами и представляет собой белый бурлящий поток. Через самое узкое место (так называемую Чертову мельницу) перекинут шаткий мостик. Высота обрыва скал до воды составляет где-то пять метров. А ширина речного потока – 2-3 метра. Генка дал команду переходить мостик по одному. Ибо если он провалится, то выжить даже при всем желании не удастся. На другом берегу устроили привал. Больно место красивое. Да и Федоренко отстал. Нужно было его дождаться. Виталик постоянно тормозил команду. То сфотографировать надо природу, то на камеру снять. А мы пока начали обследовать Чертову мельницу. Робость уже прошла, уступила место любопытству. Стали фоткаться на мостике, почти под мостиком, на обрыве и т.д. и т.п. с элементами акробатических этюдов.
Ляшов для интересу спихнул в воду ствол дерева. Он мгновенно исчез из виду, спустя секунды всплыл в раздробленном состоянии. А мы рот открыли. Кру-у-у-то! Дальше решили не экспериментировать с акробатическими этюдами и спокойно за разговорами подождать Федоренко. Тем временем нас догнали погранцы. Выскочили из леса, как угорелые. Видно, что бежали. Кричат: «Еле вас догнали. Ну, вы и ходите!» А Федоренко все нет и нет. Мы даже замерзнуть успели. Генка решил сходить на поиски. Спустя десять минут он пришел злой и запыхавшийся, и привел Виталика. Оказывается, Федоренко решил сократить путь, сошел с тропы, чтобы пройти напрямик. И благополучно проскочил мост. Генке пришлось довольно долго бежать за ним в горку и, наверное, столько же долго матюкать. В общем, наш десятиминутный привал затянулся на час. Пришлось ускорить шаг. По дороге нам попалась сосна, которая росла почти горизонтально на скальном выступе прямо над обрывом. Головой в пропасть, так сказать. Никогда подобного не видела. А еще, противоположный берег был полностью покрыт зеленым-зеленым мхом. Сразу на ум приходили мысли об эльфах и гномах. Довольно таки скоро тропа выполаживалась. Сброс высоты закончился. И лес тоже. Мы вышли на широкие поля-луга.
Тропинка весело бежали к кошам, которые маячили впереди. Один кош был действующий, а другой – заброшенный. Тут же, в ста метрах расположилась погранзастава Башиль, в которой хранилась наша следующая заброска. Меня посадили под дерево стеречь вещи, а мужики поперлись сдаваться на заставу, а также за заброской. В этот момент поляну наполнили вопли пьяных представителей российской армии. Бравые ребята в нательном белье, обнявшись и раскачиваясь, вышли на прогулку. Мое сердце екнуло. Как это все неприятно. Генка вместе со мной оставил еще и Федоренко. Чтобы не так страшно было. Сначала часовой-постовой на воротах не хотел пропускать мужиков на территорию заставы. Побежал докладывать и спрашивать разрешение. Дальше все прошло гладко. Мужики вышли за заставу с коробками заброски и с приглашением в баню. Я, наверное, радовалась больше всех. В этом походе мы очень удачно попадаем на заставы, а именно на банные дни – среды и воскресенья. Красота!!!
С приподнятым настроением мы заняли с целью ночевки брошенный кош. Место оказалось шикарнейшим. Внутри, конечно, не евроремонт, но, тем не менее, широкий топчан присутствовал. Этот факт избавлял нас от необходимости ставить палатки. Перед кошем расположилась импровизированная столовая – огромный пень вместо стола и каменные валуны вместо стульев. И все это – в трех соснах. Как в беседке. Дневки завтра не предвиделось, поэтому пересчет продуктов и распределение заброски я делала тут же. В одной из коробок обнаружила сверток с сюрпризом для Огурца, точнее для его днюхи, тот самый ненайденный в предыдущей заброске. Ну что ж, будем делать праздник сегодня вечером. Хоть и с опозданием, но все равно кстати. Тем временем шли активные сборы в баню. Мы поделились на части, и я шла с первой половиной. Поручила Генке доварить крем для торта (кстати, это был сюрприз не только для Огурца, но и для всех остальных). А сама в компании Ляшова, Федоренко и Гайворонского помчала в баню. Мужики остались снаружи сторожить меня. Они как джентльмены пропустили даму вперед. Уверенная, что осталась под надежной охраной, я пошла мыться. Горячая вода была пределом моих мечтаний в последние дни. Поэтому с величайшим наслаждением я отдалась приему водных процедур. Когда же вся пахучая и красивучая отворила дверь в мир, готовая сразить своих мужчин наповал, я обнаружила, что их нет. Они спокойно разгуливали по заставе, как на экскурсии. Паразиты…
Я направилась в лагерь. Оставшаяся половина нашей команды уже била копытом, так рвалась в баню. Гена перед уходом шепнул на ухо, что на топчане в пакете лежит для меня сюрприз. Я тут же рванула вовнутрь коша, судорожно вцепилась в пакет. Там было что-то горячее, а на ощупь угадывались две литровые бутылки. Та-да-а-ам!!! Это было кипяченое молоко!!! Ура-а-а-а!!! Я так люблю молоко. Для полного счастья мне не хватало только этого. Спасибо Генке я кричала уже вдогонку, он, наверное, из скромности, поспешил смыться, дабы не нарваться на кучу приятностей и благодарностей. Когда он умудрился раздобыть молоко, да еще и закипятить его, для меня до сих пор загадка.
Пока мужики мылись, я успела заварить желе из сиропа с мармеладом. Разлила в одноразовые пластиковые стаканчики, заброшенные специально для этого дела. Для охлаждения поставила их в рядом текущий ручей. До ужина еще пара часов оставалась. Должно было все застыть в лучшем виде. В процессе сего действия одну бутылку молока я выдула самостоятельно. Потом прикинула, что надо бы и поделиться. И вторую опустошила только наполовину. Когда народ собрался к ужину, я с улыбкой и добрым выражением лица предложила всем молочка. Внутренне же ненавидела всех тех, кто пожелал угоститься. Настал (по моим меркам) ключевой момент. Мы с Генкой удалились в кош для доделывания торта. Быстро обмазали вафельные коржи кремом и украсили взбитыми сливками. Причем Генка так увлекся, что не оставил сливок для торта на мой день рождения. Ну, пусть Огурец радуется, вздохнула я про себя. Естественно, в таком слое взбитых сливок праздничные свечки плавали. Хорошо, что еще не утонули. Но Огурец был рад. Все тоже. Свечки быстренько задули и выбросили. А торт растерзали. Желе, конечно же, не застыло. Это чтоб не сильно радовались.
Дальше вечер прошел при свечах-фонарях, поболтали, по-моему, обо всем на свете. Пора и на боковую. Потихоньку стали укладываться на топчан. Только почему-то разбирал смех. Совершенно без причины и абсолютно всех. Я не помню, чтобы мы так когда-нибудь ржали. Кто-то что-то скажет, и все, понеслось. А когда Жижман зашел в комнатку, то все просто умерли. Он залез в спальник с головой а на голове включенный фонарь, и получился эффект светящегося спальника, при этом тихо про себя бормотал, что сейчас нам всем шары покатает, и бе-бе-бе, и бе-бе-бе. Сказать, что мы плакали – это ничего не сказать. Истерические постанывания, всхлипывания и похрюкивания раздавались еще долго. Наверное, мы вечером сладкого переели… В общем веселье не участвовал только Федоренко. Он отвернулся к стенке и с упоением слушал плеер. Мне кажется, он в этом много потерял. Уж пару часов прибавки к жизни – это точно.
4 июля
Подъем, подъем и снова в путь!!! Труба зовет на подвиги. Сегодня нужно сделать подход под перевал Семеновского. Им открывается новый участок пути с очередной «тройкой А» – перевалом Тютю. По рассказам Мастера, Тютю – камнеопасный. Это для меня самое страшное. Ну а пока, впереди нас ждали два-три спокойных дня. Опять тяжелые рюкзаки согнули нас своей тяжестью. Да еще и тропа с первых шагов резко набирала высоту. Попыхтеть пришлось изрядно.
Спустя час тропа приобрела горизонтальные черты. Уже можно было наслаждаться пейзажем. Да и места стали узнаваемыми. В прошлом году наша четверка посетила данное ущелье, спускаясь с перевала Штернберга и делая подход под перевал Донкина. Нынешний - Семеновского находился в географической близости от Донкина. В него упиралось ущелье, а к Донкина нужно было еще завернуть налево, в узкий цирк. Я топала и про себя вспоминала Новиченко Сан Михалыча – нашего Адмирала. Вон на той тропинке он проверял меня на выносливость – пытался от меня убежать. Все закончилось его падением и разбитым газовым баллончиком. Вот на этой развилке ущелья при переходе через реку он подавал мне руку и все хотел забрать у меня рюкзак. Да… Я шла и вздыхала. Был человек, а теперь нет его. Все-таки, как ненадежен мир. Кажется, ты уверен в своем завтра, как никогда. А какая-нибудь нелепость или случайность резко меняет все вокруг.
На очередном привале мужики пытались мне показать диких яков, которые паслись на другой стороне. Я со своим плохим зрением, естественно, ничего не разглядела. Они же все восхищались животными. Правда, я начинаю подумывать, что меня разыграли. Ну, уж больно громко они описывали прелести мохнатых шкур. В самом начале морены, под огромным валуном упали на обед. Только разложили стол и открыли консервы, как пошел дождь. Ёлы-палы, да что же это такое!!! Нет, сил моих дамских больше нет!!! А к Федоренко претензии появились уже не только у меня. Думали, может его побить, и погода успокоиться? :) Обедать пришлось, уже в который раз, в ускоренном темпе. Никакого санаторного режима тебе.
Стоило снова выйти маршрут, пять минут потопать, как дождь закончился. Уж и не знаешь, плакать или смеяться. Да делать только нечего, разве что идти дальше. Тропа уходила на моренный гребень. С него открывался вид на каменный кармашек, где мы ночевали в прошлом году. Тут мы еще с Доком дежурили и жутко поругались. Потом на следующий день не разговаривали. Пройдя гребень, вышли на морену, переходящую в небольшую снежную ложбинку. Идем паровозом: впереди Генка, затем Огурец, я и остальные. Все, кто идет позади меня, остаются вне поля моего зрения. Поэтому я говорю «и остальные». Идем спокойно, никого не трогаем. Тут Жижман начинает орать нечеловеческим голосом: «Ге-ена-а-а! Ге-ена-а-а!». Мы останавливаемся, поворачиваемся. Мастер отчаянно жестикулирует руками. Указывает на правый склон. Мы решили, он показывает, что надо забирать наверх. Дружно повернулись направо и начали преодолевать склон. Когда прошли половину склона, Жижман опять начал кричать и жестикулировать. Оказывается, в первый раз он показывал, что на этом бугре он в каком-то там году ночевал. А мы на самом деле шли правильно. И чего это мы туда полезли? Ну, Жижман!!! И ведь дождался же, когда мы на приличную высоту поднимемся. Раньше, что, нельзя было сказать? Ворсин разразился гневной тирадой: «Жижман, старый ты пердун, ты чего меня с толку сбиваешь?!!» - и сердито побрел дальше. Мы с Огурцом так и осели от смеха. С минуту не могли двигаться дальше.
После ложбинки мы прошли еще немного, вышли на широкий холм и упали на ночевку. Под сам перевал решили не подходить, поскольку сохранялась высокая лавиноопасность. Встали хоть далековато, но в безопасном месте. Очень долго утрамбовывали снег, глубокий и раскисший. Вокруг из-под снега торчали каменные островки, но подойти к ним было невозможно без того, чтобы не провалиться по бедро. По этой причине вечер не ознаменовался никакими окрестными прогулками. После ужина сразу легли спать, и ничего знаменательного я в этот день более не припомню.